Неточные совпадения
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не может быть прочна, если она не имеет основы в личном интересе. Это общая
истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя
слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет право, как и всякий, говорить о философии.
Цитует немедленно тех и других древних писателей и чуть только видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, — и рассуждение заключено
словами: «так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышанье с кафедры, — и новооткрытая
истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.
Хотите ли знать
истины два
слова?
Малейшая в ком странность чуть видна,
Веселость ваша не скромна,
У вас тотчас уж острота́ готова,
А сами вы…
В шмелином, озабоченном жужжании его чувствовалась твердая вера человека в то, что он исполняет трудную обязанность проповедника единой несокрушимой
истины и что каждое его
слово — ценнейший подарок людям.
Порою Самгин чувствовал, что он живет накануне открытия новой, своей историко-философской
истины, которая пересоздаст его, твердо поставит над действительностью и вне всех старых, книжных
истин. Ему постоянно мешали домыслить, дочувствовать себя и свое до конца. Всегда тот или другой человек забегал вперед, формулировал настроение Самгина своими
словами. Либеральный профессор писал на страницах влиятельной газеты...
«Не считает ли
слово за
истину эхо свое?»
— Святая
истина! — вскричал Безбедов, подняв руки на уровень лица, точно защищаясь, готовясь оттолкнуть от себя что-то. — Я — человек без средств, бедный человек, ничем не могу помочь, никому и ничему! — Эти
слова он прокричал, явно балаганя, клоунски сделав жалкую гримасу скупого торгаша.
— Сии
слова неотразимой
истины не я выдумал, среди них ни одного
слова моего — нет.
Самгин слушал, улыбаясь и не находя нужным возражать Кумову. Он — пробовал и убедился, что это бесполезно: выслушав его доводы, Кумов продолжал говорить свое, как человек, несокрушимо верующий, что его
истина — единственная. Он не сердился, не обижался, но иногда
слова так опьяняли его, что он начинал говорить как-то судорожно и уже совершенно непонятно; указывая рукой в окно, привстав, он говорил с восторгом, похожим на страх...
— Вы — проповедник якобы неоспоримых
истин, — закричал бритый. Он говорил быстро, захлебываясь
словами, и Самгин не мог понять его, а Кутузов, отмахнувшись широкой ладонью, сказал...
Ольга поняла, что у него
слово вырвалось, что он не властен в нем и что оно —
истина.
— Ваш гимн красоте очень красноречив, cousin, — сказала Вера, выслушав с улыбкой, — запишите его и отошлите Беловодовой. Вы говорите, что она «выше мира». Может быть, в ее красоте есть мудрость. В моей нет. Если мудрость состоит, по вашим
словам, в том, чтоб с этими правилами и
истинами проходить жизнь, то я…
О, она ведь и сама, я уверен, слишком хорошо понимала, что Ламберт преувеличил и даже просто налгал ей, единственно чтоб иметь благовидный предлог явиться к ней и завязать с нею сношения; если же смотрела мне в глаза, как уверенная в
истине моих
слов и моей преданности, то, конечно, знала, что я не посмею отказаться, так сказать, из деликатности и по моей молодости.
— Вы говорите об какой-то «тяготеющей связи»… Если это с Версиловым и со мной, то это, ей-Богу, обидно. И наконец, вы говорите: зачем он сам не таков, каким быть учит, — вот ваша логика! И во-первых, это — не логика, позвольте мне это вам доложить, потому что если б он был и не таков, то все-таки мог бы проповедовать
истину… И наконец, что это за
слово «проповедует»? Вы говорите: пророк. Скажите, это вы его назвали «бабьим пророком» в Германии?
О, опять повторю: да простят мне, что я привожу весь этот тогдашний хмельной бред до последней строчки. Конечно, это только эссенция тогдашних мыслей, но, мне кажется, я этими самыми
словами и говорил. Я должен был привести их, потому что я сел писать, чтоб судить себя. А что же судить, как не это? Разве в жизни может быть что-нибудь серьезнее? Вино же не оправдывало. In vino veritas. [
Истина в вине (лат.).]
Не верьте Базилю Галлю, — заключил он, отодвигая лежавшую перед ним книгу Галля, — в ней ни одного
слова правды нет, все диаметрально противоположно
истине!
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными
словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и
истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Если мы отвергаем так называемый объективный критерий
истины, и в смысле реализма наивного, и в смысле реализма рационалистического, и в смысле идеализма трансцендентально-критического, то совсем не для того, чтобы утверждать «субъективность» произвольную, «психологизм» в гуссерльском смысле
слова, в противоположность глубокой реальности.
Слышал я потом
слова насмешников и хулителей,
слова гордые: как это мог Господь отдать любимого из святых своих на потеху диаволу, отнять от него детей, поразить его самого болезнью и язвами так, что черепком счищал с себя гной своих ран, и для чего: чтобы только похвалиться пред сатаной: «Вот что, дескать, может вытерпеть святой мой ради меня!» Но в том и великое, что тут тайна, — что мимоидущий лик земной и вечная
истина соприкоснулись тут вместе.
Насчет же «Христова лжеподобия» и того, что он не удостоил назвать Христа Богом, а назвал лишь «распятым человеколюбцем», что «противно-де православию и не могло быть высказано с трибуны
истины и здравых понятий», — Фетюкович намекнул на «инсинуацию» и на то, что, собираясь сюда, он по крайней мере рассчитывал, что здешняя трибуна обеспечена от обвинений, «опасных для моей личности как гражданина и верноподданного…» Но при этих
словах председатель осадил и его, и Фетюкович, поклонясь, закончил свой ответ, провожаемый всеобщим одобрительным говором залы.
Что надобно было бы сделать с другим человеком за такие
слова? вызвать на дуэль? но он говорит таким тоном, без всякого личного чувства, будто историк, судящий холодно не для обиды, а для
истины, и сам был так странен, что смешно было бы обижаться, и я только мог засмеяться: — «Да ведь это одно и то же», — сказал я.
И что же они подвергнули суду всех голосов при современном состоянии общества? Вопрос о существовании республики. Они хотели ее убить народом, сделать из нее пустое
слово, потому что они не любили ее. Кто уважает
истину — пойдет ли тот спрашивать мнение встречного-поперечного? Что, если б Колумб или Коперник пустили Америку и движение земли на голоса?
Наконец сама Р., с неуловимой ловкостью ящерицы, ускользала от серьезных объяснений, она чуяла опасность, искала отгадки и в то же время отдаляла правду. Точно она предвидела, что мои
слова раскроют страшные
истины, после которых все будет кончено, и она обрывала речь там, где она становилась опасною.
Гарибальди должен был усомниться в желании правительства, изъявленном ему слишком горячими друзьями его, — и остаться. Разве кто-нибудь мог сомневаться в
истине слов первого министра, сказанных представителем Англии, — ему это советовали все друзья.
Я не очень люблю это
слово, оно ставит
истину в слишком большую зависимость от времени.
Гностики и теософы лучше метафизиков и философов, поскольку они требуют посвящения для религиозного раскрытия
истины, но и они «интеллигенты-отщепенцы» в мировом смысле этого
слова, оторванные от корней, живущие гипертрофией интеллекта, безблагодатные.
И всякая изреченность, всякое
слово, приобщенное к Логосу, не есть ложь, есть
истина.
Кто возмущает
словом (да назовем так в угодность власти все твердые размышления, на
истине основанные, власти противные), есть такой же безумец, как и хулу глаголяй на бога.
— Ну, вот вам, одному только вам, объявлю
истину, потому что вы проницаете человека: и
слова, и дело, и ложь, и правда — всё у меня вместе и совершенно искренно. Правда и дело состоят у меня в истинном раскаянии, верьте, не верьте, вот поклянусь, а
слова и ложь состоят в адской (и всегда присущей) мысли, как бы и тут уловить человека, как бы и чрез слезы раскаяния выиграть! Ей-богу, так! Другому не сказал бы, — засмеется или плюнет; но вы, князь, вы рассудите по-человечески.
Я ничего теперь не хочу, ничего не хочу хотеть, я дал себе такое
слово, чтоб уже ничего не хотеть; пусть, пусть без меня ищут
истины!
К Парасковье Ивановне она относилась с каким-то благоговением и каждому ее
слову верила, как непреложной
истине.
Однако философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для блага всего человечества новые
истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно, приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое
слово и движение.
Теперь моя черновая работа кончена, и план будущих действий составлен. Этот план ясен и может быть выражен в двух
словах: строгость и снисхождение! Прежде всего — душа преступника! Произвести в ней спасительное движение и посредством него прийти к раскрытию
истины — вот цель! Затем — в поход! но не против злоумышленников, милая маменька, а против бедных, неопытных заблуждающихся! Мне кажется, что это именно тот настоящий тон, на котором можно разыграть какую угодно пьесу…
Я собственным горьким опытом убедилась в
истине этих
слов — и знаешь ли где?
Мне скажут, может быть, что это нравственное вымогательство (другие, пожалуй, не откажутся употребить при этом и
слово"подлость"), но в таком случае я позволяю себе спросить, какие же имеются средства к открытию
истины?
Поэт, в справедливом сознании светозарности совершаемого им подвига мысли, имел полное право воскликнуть, что он глаголом жжет сердца людей; но при данных условиях
слова эти были только отвлеченной
истиной, близкой к самообольщению.
Разумеется, Сережа ничего этого не знает, да и знать ему, признаться, не нужно. Да и вообще ничего ему не нужно, ровно ничего. Никакой интерес его не тревожит, потому что он даже не понимает значения
слова «интерес»; никакой
истины он не ищет, потому что с самого дня выхода из школы не слыхал даже, чтоб кто-нибудь произнес при нем это
слово. Разве у Бореля и у Донона говорят об
истине? Разве в"Кипрской красавице"или в"Дочери фараона"идет речь об убеждениях, о честности, о любви к родной стране?
Были
слова (добро,
истина, красота, любовь), которые производили чарующее действие, которые он готов был повторять бесчисленное множество раз и, слушая которые, был бесконечно счастлив.
Они прямо, без
слов, высказывали друг о друге всю
истину: глаза Воронцова говорили, что он не верит ни одному
слову из всего того, что говорил Хаджи-Мурат, что он знает, что он — враг всему русскому, всегда останется таким и теперь покоряется только потому, что принужден к этому.
Мы должны анализировать его
слова с уважением к ним, но в духе критицизма, ищущего
истины» и т.д. Христос и рад бы сказать хорошо, но он не умел выражаться так точно и ясно, как мы, в духе критицизма, и потому поправим его.
Ведь стоит только человеку нашего времени купить за 3 копейки Евангелие и прочесть ясные, не подлежащие перетолкованию
слова Христа к самарянке о том, что отцу нужны поклонники не в Иерусалиме, не на той горе и не на этой, а поклонники в духе и
истине, или
слова о том, что молиться христианин должен не как язычник в храмах и на виду, а тайно, т. e. в своей клети, или что ученик Христа никого не должен называть отцом или учителем, стоит только прочесть эти
слова, чтобы убедиться, что никакие духовные пастыри, называющиеся учителями в противоположность учению Христа и спорящие между собою, не составляют никакого авторитета и что то, чему нас учат церковники, не есть христианство.
И дрожащего юношу уводят. И кому, и сторожам, и Василию Никитину, которого вводят, и всем, которые со стороны видели эту сцену, прийдет в голову, что те неясные короткие
слова юноши, тотчас же замятые начальством, содержат в себе
истину, а те громкие, торжественно произносимые речи самоуверенных, спокойных чиновников и священника суть ложь, обман.
Обыкновенно, говоря о происхождении христианства, люди, принадлежащие к одной из существующих церквей, употребляют
слово «церковь» в единственном числе, как будто церковь была и есть только одна. Но это совершенно несправедливо. Церковь, как учреждение, утверждающее про себя, что она обладает несомненной
истиной, явилась только тогда, когда она была не одна, а было их по крайней мере две.
Сказавши это, я вышел из трактира, он же остался в трактире, дабы на досуге обдумать
истину, скрывавшуюся в
словах моих.
Хотелось бы ему что-то им высказать, на что-то указать, дать какие-то полезные советы; но когда он начинал говорить, то неясно понимаемые им чувства и мысли не облекались в приличное
слово, и ограничивался он обыкновенными пошлыми выражениями, тем не менее исполненными вечных нравоучительных
истин, завещанных нам опытною мудростью давно живущего человечества и подтверждаемых собственным нашим опытом.
Я искренно люблю Дмитрия; но иногда душа требует чего-то другого, чего я не нахожу в нем, — он так кроток, так нежен, что я готова раскрыть ему всякую мечту, всякую детскую мысль, пробегающую по душе; он все оценит, он не улыбнется с насмешкой, не оскорбит холодным
словом или ученым замечанием, но это не все: бывают совсем иные требования, душа ищет силы, отвагу мысли; отчего у Дмитрия нет этой потребности добиваться до
истины, мучиться мыслию?
— И даже очень… Три раза сказала, что скучает, потом начала обращать меня на путь
истины… Трогательно! Точно с младенцем говорит… Одним
словом, мне нельзя сказать с молоденькой женщиной двух
слов, и я просто боялся остаться с ней дольше с глазу на глаз.
Ариша молчала, не желая сказать «
слова». Это был вызов на отчаянную борьбу, и Гордей Евстратыч еще сильнее привязывался к неподдававшейся невестке. Чтобы окончательно доконать ее, он с дьявольской изобретательностью напустил на Аришу сладкогласного о. Крискента, который должен был обратить заблудшую душу на путь
истины.
Нам известно бессилие ляхов; они сильны одним несогласием нашим; но ты изрек
истину, говоря о междоусобиях и крамолах, могущих возникнуть между бояр и знаменитых воевод, а потому я мыслю так: нижегородцам не присягать Владиславу, но и не ходить к Москве, а сбирать войско, дабы дать отпор, если ляхи замыслят нас покорить силою; Гонсевскому же объявить, что мы не станем целовать креста королевичу польскому, пока он не прибудет сам в царствующий град, не крестится в веру православную и не утвердит своим царским
словом и клятвенным обещанием договорной грамоты, подписанной боярскою думой и гетманом Жолкевским.
— Ах, Кирша! — вскричал он с восторгом. — Я позабыл бы все мое горе, если б мог увериться в
истине слов твоих!.. Но, к несчастию, это одни догадки; а я клялся быть верным Владиславу, — прибавил Юрий, и сверкающий, исполненный мужества взор, ожививший на минуту угрюмое чело его, потух, как потухает на мрачных осенних небесах мгновенный блеск полуночной зарницы.